...Она (жена Энгельсона) не могла пропустить ни одного случая, чтоб не кольнуть меня самым злым образом... Наконец булавочные уколы в такое время, когда я весь был задавлен болью и горем, вывели меня из терпенья (Герцен 2). ...She (Engelson's wife) could not let slip any chance for having a spiteful dig at me....Finally these pin-pricks, at a time when I was utterly crushed by grief and distress, drove me out of all patience (2a).